Ольга Соколова: здесь - моя семья

Ольга Соколова: здесь - моя семья

На прошлой неделе свой профессиональный праздник отмечали медицинские сестры. Постовые, процедурные, операционные, перевязочные, медсестры-анестезисты - некий «спецназ» в профессии, который должен уметь все. Ольга Николаевна Соколова в этом «спецназе» - уже больше 30 лет...

- Сколько лет Вы в Гатчинской больнице?

Я пришла сюда 2 февраля 1966 года, в 19 лет. А начинала работать в Киргизии, в Кок-Сае - в очень красивом месте в горах, где родился Чингиз Айтматов. В Кок-Сай меня направили после окончания Таласского медучилища. В селе был очень красивый Дом культуры, больничка на 20 коек, жители - в основном, кочевники – пастухи: на лето они уходили на пастбища, зимой возвращались. В больнице - 2 медсестры, доктор и акушерка, транспорт - лошадь. Пока доберешься, бывало, и ноги до крови сотрешь… Вдвоем с доктором садились и ехали прививки делать детям. Бывало, заходим в юрту, дед выстраивает детей, а они кричат, все прячутся сразу – доктор приехал!...

Кстати, там, в Киргизии, я не понимала, что такое национальность: тут узбек, тут киргиз, поселение немцев было – красоты невозможной. Греков очень много... Папа у меня грек, кстати, мама – украинка. А я в паспорте русская.

- А в Гатчину из Кок-Сая как пропали?

Однажды приехала я к дяде, который жил в Гатчине: он был летчиком и ему дали здесь жильё. А он увидел у меня волдыри на ногах - от поездок на лошадях, и говорит – поживи-ка у меня, отдохнешь, по театрам походишь… Никто не подумал, что я могу здесь остаться. А я осталась. Первое время, скажу честно - по каждому киргизу плакала, по каждому узбеку. Видела военных, солдатиков – готова была броситься и обнять. Тоска была жуткая, даже когда замуж вышла. Хотя каждый год летала домой, детей возила…

В Гатчине меня приняли хорошо, и всю жизнь я - здесь. Мне как-то быстро дали комнату на Чкалова. В 1967-м в больницу пришла Людмила Ивановна Шекрен, которая 29 лет была старшей медицинской сестрой отделения реанимации и тоже работает до сих пор.

- С чего начинали здесь?

Пришла я 19-летней девчонкой и особо ничего не умела: что мы в Киргизии - укол сделаем и все. 10 лет я работала постовой сестрой в хирургическом отделении, еще с фронтовиками. У нас были прекрасные доктора, от которых много чему можно было научиться: Анна Михайловна Дашенко, Ефим Исаевич Брискман, Аркадий Соломонович Ген. Помню, старшая сестра операционной – Кузнецова Екатерина Васильевна, рассказывала, как однажды несла на себе раненого бойца да и упала, как замертво – заснула на ходу, потому что на ногах почти двое суток провела. Говорила, бывали дни, когда раненых несли постоянно, и тогда по операционной ходил санитар с судном, потому что медсестрам, которые помогали хирургам, было никуда не отойти...

Потом лет 15 я работала медсестрой в реанимации: тогда, чтобы получить работу анестезистки, нужно было пройти этот этап. В операционные нас пускали не сразу – минимум после 2 месяцев работы. Заведовал отделением тогда Георгий Емельянович Ковган, который умел вызвать в ординаторскую и отругать, но по-правильному: стоишь – стыдно, невозможно как… Мы сами носили баллоны с кислородом, часто что-то клеили и придумывали, чтобы что-то усовершенствовать и облегчить себе работу, ведь в те годы даже привычных катетеров не было.

А потом я прошла 2 учебы и стала медсестрой-анестезистом. И вот 31 год уже в этой должности.

- Говорят, в профессиональной иерархии медсестры-анестезисты стоят на самой высокой ступени…

Возможно. Мы действительно работаем «на передовой» в борьбе за человеческую жизнь. И это непросто. Мы должны уметь абсолютно все: делать перевязки, ставить катетеры, снимать ЭКГ, обращаться с медицинским оборудованием. Заступая на дежурство, я должна принять смену: посмотреть, все ли необходимое для работы есть в наличии. Поступает больной - я должна до прихода врача померить давление, поставить капельницу, побеседовать, подготовить всё для интубации - за столько лет уже каждого анестезиолога знаешь, как он работает. Врача приглашаем, когда уже все готово. Доктор назначает наркоз, а я ввожу препараты через капельницу. Иногда маску держу сама. Слежу за показаниями мониторов, бывает, могу что-то подсказать, когда надо: опыт позволяет. У разных людей ведь очень разная реакция на наркоз. Одни чуть ли не песни поют, другим кошмары видятся, кто-то просто без снов и видений в черную дыру проваливается и всё. И даже у одного человека на один и тот же препарат бывает разная реакция. Иногда приходится пациента будить, а у него еще трубка дыхательная стоит. Воспоминание неприятное остается у людей от этого, но иногда ее убираешь – и человек дышать перестает. Поэтому сначала будим от наркоза, а потом уже трубку вынимаем: пусть кашляет, чихает, но живой.

- Морально непростая работа….

Самое трудное – когда поступают пострадавшие в ДТП: надо все делать очень быстро, очень многое записать. И конечно, тяжело работать, когда на столе дети. Непредсказуемо, эмоционально - они и плачут, и кричат, и надо уговорить, и сердце жмется. На всю жизнь запомню, как однажды, еще в старом здании больницы, где сейчас стоматология, уже под конец смены принесли ребенка месяцев 9, без ног и одной руки. Папа шел с ним на руках через пути на Гатчине-Товарной, и одну электричку пропустил, а вторую не заметил… Его с ног сбило, но задело немного, а мальчишечке вот так вот досталось… Тогда даже взрослые мужики наши плакали. И мы его спасали… Выжил! Потом ему дали коляску, сделали руку… А Анне Михайловне Дашенко однажды пришлось оперировать парня: он ехал ночью на велосипеде, а навстречу шел комбайн. И парня штырем проткнуло.Его к нам так и привезли с этим штырем. Анна Михайловна такую ювелирную работу проделала тогда, чтобы ни один внутренний орган не зацепить, не повредить. И этот парень тоже поправился. А ведь и один, и второй могли бы умереть...

- Если больше полувека работаете, значит, работу свою любите, несмотря на трудности. А есть любовь кроме работы?

Я люблю свою дачу, цветы. Раньше вязала много, театры любила. Но в самые тяжелые времена меня спасло не это. Когда схоронила мужа, потом сына и была в тяжелой депрессии – наверное, умерла бы, если бы не работа. Я пришла и сказала: буду работать. И работала много. Сейчас все новое, современное и, конечно, работать стало проще. Смотришь на молодежь, что они умеют, как умеют – молодцы! Но и старшее поколение молодцы: «коронавирусные» волны многие «старики» больницы отработали полностью. Помню, я смотрела на некоторых пациентов и думала: «молодые, а такие больные, тяжелые… а наши медсестрички, которым по 60- 70 лет, еще ой-ой-ой!» Иногда пациенты: «Доченька, помоги!» - а мне ведь 77 скоро! Ничего себе доченька! Ну, думаю, значит, хорошо сохранилась! 

- 55 лет совместной жизни с работой у Вас уже позади. Как думаете, бриллиантовый юбилей встретите тоже вместе?

Иногда я прокручиваю всю свою жизнь и думаю: почему наш костяк - старые медики, которые пришли примерно в одно время, до сих пор работают? Нам было интересно жить. Знаете, какие были праздники, какие были вечера? В бывшей поликлинике, где сейчас стоматология, всегда всё вместе отмечали - там был актовый зал. И хор у нас был, и стихи читали, и пели мы, и танцевали, и спортом занимались. И комсомольцами были. Может потому что молодость была, но это было прекрасно. У нас не было никаких распрей, что я пойду – я не пойду, доктор не то или не так что-то сказал. Коллектив очень сплоченный был, всегда можно обратиться, когда - поплакаться… Такая теплая семья. Замуж выходили – на свадьбах вместе гуляли, детей растили, лечили, учили… И вот сейчас мы потихоньку начинаем уходить… Первой ушла Евгения Николаевна Карчевская. Хотя ей 80 лет было уже, она полгода пила корвалол! Я ей говорю «ну, для себя поживешь». Но ведь это – страшно, я вам честно скажу. Мы же даже во сне интубируем, уколы делаем, а теперь вот надо уходить. Вы даже не представляете себе, как это сложно. Не только из-за денег – они, конечно, тоже играют роль, но… Я вот сейчас в отпуске бываю, готовлю себя, как буду дома одна. И это ужасно. Представляете, я, работая в больнице, встречалась, вышла замуж, родила - я здесь все прошла! 56 лет, представляете?! Здесь моя семья, а нужно уйти, понимаете? И я готовлю себя: надо. Уже сложно. Возраст. Но еще собираюсь с духом. Думаю, уйду следующей весной. А пока - поработаем!